Теория реляционных фреймов и психология интерповедения: углубленный анализ

В последние годы ряд авторов подчеркивает, что корни теории реляционных фреймов (Relational Frame Theory, RFT; Hayes et al., 2001) частично уходят в канторианскую психологию интерповедения (например, Barnes-Holmes et al., 2020; Harte & Barnes-Holmes, 2024). Например, в прологе к фундаментальному тексту RFT 2001 года было прямо указано на влияние Кантора. Сама книга была посвящена как Скиннеру, так и Кантору за прокладывание «...пути к естественнонаучному объяснению человеческого языка и познания» (Hayes et al., 2001). Более того, стоит отметить, что первая опубликованная интерпретация основной идеи RFT была написана в соавторстве с ученым-канторианистом/интерповеденцем Л. Дж. Хейсом (Hayes & Hayes, 1989). В недавних публикациях акцент на канторианском интерповеденческом мышлении в RFT вновь появился в том, что некоторые авторы назвали «обновлением» теории (Barnes-Holmes & Harte, 2022; Barnes-Holmes et al., 2020; Harte & Barnes-Holmes, 2024). Подробный обзор работы, связанной с этим «обновлением», не является целью данной статьи. Тем не менее, недавнее переориентирование на интерповеденческое мышление в RFT, вызванное необходимостью справляться с реляционной сложностью, побудило нас пересмотреть некоторые из основных концепций теории, чтобы определить, насколько (или насколько не) они соответствуют общему интерповеденческому полевому моделированию. В этом ключе мы предвидим необходимость написания нескольких статей на эту тему, чтобы получить более ясное представление о большинстве, если не обо всех, ключевых концепциях RFT через призму интерповеденческого мышления. Начиная это путешествие, мы сосредоточимся на основной концепции самой теории: реляционном фрейме.

Определение реляционного фрейма

Текущая статья начнется с подробного рассмотрения определения реляционного фрейма, сформулированного в основополагающем труде. Затем мы рассмотрим относительно недавнюю исследовательскую программу, основанную на RFT, которая началась с фокусировки на относительной силе или вероятности самого реляционного фреймирования. Как станет ясно, эта исследовательская программа включала фокусировку на взаимодействии между множественными реляционными фреймами, и, следовательно, на большей реляционной сложности, чем анализ отдельных реляционных фреймов. В борьбе с такой сложностью стала очевидна потенциальная полезность интерповеденческого анализа (Harte & Barnes-Holmes, 2024), которую мы рассмотрим в следующем разделе. После этого мы изучим, поддается ли более фундаментальная концепция RFT самого реляционного фрейма такому же интерповеденческому анализу. Хотя может показаться странным начинать с интерповеденческих анализов реляционной сложности (например, Harte & Barnes-Holmes, 2024) до возвращения к более фундаментальной конструкции реляционного фрейма, такой подход наиболее точно отражает интеллектуальное путешествие, которое привело нас к текущему моменту.

Дефиниция реляционного фрейма

Разумеется, первая задача, которая стоит перед нами, — дать описание концепции реляционного фрейма. При этом мы опирались на первую книгу, посвященную RFT (Hayes et al., 2001). В этом тексте приводится следующее определение:

Термин «реляционный фрейм» был введен для обозначения специфических видов реляционного реагирования (Hayes & Hayes, 1989). Реляционный фрейм — это специфический класс произвольно применимого реляционного реагирования, который демонстрирует контролируемые контекстом качества взаимного влечения (mutual entailment), комбинаторного взаимного влечения (combinatorial mutual entailment) и трансформации функций стимулов (transformation of stimulus functions); является результатом истории реляционного реагирования, относящейся к задействованным контекстуальным сигналам; и не основан исключительно на прямом [например, явно подкрепленном] нереляционном обучении в отношении конкретных интересующих стимулов, ни исключительно на непроизвольных [формальных или физических] характеристиках ни самих стимулов, ни отношений между ними. (стр. 33; текст в квадратных скобках здесь и далее добавлен к оригинальной цитате)

Кроме того, авторы отметили, что «реляционные фреймы являются единицей реагирования и специфическим классом функционального поведения, но ошибочно рассматривать эту [единицу] в механистических и физикалистских терминах» (стр. 34), поскольку это подорвало бы функционально-аналитическую природу самой единицы. Более того, авторы добавили уточнение, что «...хотя общий [или генерализованный] концепт реляционного фрейма является основополагающим для RFT, концепт любого конкретного реляционного фрейма [такого как координация или различие] — нет» (стр. 40). Теперь мы раскроем это определение в целях нашего последующего рассмотрения концепции через призму интерповеденческого полевого моделирования.

Согласно приведенной выше цитате, реляционные фреймы определяются тремя свойствами: взаимным влечением, комбинаторным взаимным влечением и трансформацией функций стимулов. Взаимное влечение (mutual entailment) относится к возникновению неподкрепляемого или выводимого реляционного реагирования между двумя стимулами (то есть, подкрепление реакции A–B в процедуре сопоставления с образцом [matching-to-sample] приводит к выводимому, неподкрепляемому реагированию B–A). Комбинаторное взаимное влечение (combinatorial entailment) относится к возникновению неподкрепляемого или выводимого реляционного реагирования, включающего два перекрывающихся взаимно обусловленных реляционных ответа (то есть, подкрепление реагирования A–B и реагирования B–C в процедуре сопоставления с образцом приводит к выводимым неподкрепляемым реакциям AC и CA). Трансформация функций стимулов (transformation of stimulus functions) относится к изменениям в функциях стимулов, которые могут происходить в соответствии с взаимным и комбинаторным влечением. Представьте, например, что стимул A имеет определенную функцию. Когда A становится связанным с C через комбинаторное влечение, функции C будут дополнены определенным образом, при наличии соответствующих контекстуальных сигналов (см. ниже), на основе специфической функции A. Согласно RFT, свойства влечения и трансформации реляционного фреймирования находятся под контролем двух классов контекстуальных сигналов: Crel (контекстуальные сигналы реляций) и Cfunc (контекстуальные сигналы функций). Первое относится к стимулам, которые определяют класс влечения, задействованный в любом случае реляционного реагирования. Например, Crel «такой же, как», «отличается от», «противоположный» обеспечивают реляционный контекст для определенных паттернов реляционного фреймирования (то есть, координация, оппозиция, различие). Последний сигнал (Cfunc) относится к стимулам, которые выбирают соответствующие свойства стимула или свойства, которые будут изменены в соответствии с обусловленными отношениями. Например, если вам скажут, что A очень сладкое на вкус, а B противоположно A (по вкусу), то вы можете предположить, что B будет кислым на вкус.

При определении реляционного фрейма через два типа контекстуального контроля объяснение этого контроля обеспечивается историей соответствующего обучения на множестве примеров (multiple exemplar training). Например, именно через взаимодействие молодого ребенка с вербальным сообществом формируются соответствующие функциональные контексты для таких стимулов, как «вкус» (Cfunc) и «такой же, как» (Crel), в репертуаре поведения ребенка. Другими словами, соответствующий контекстуальный контроль требует истории воздействия соответствующих оперантных зависимостей в рамках вербального сообщества, прежде чем станет возможным выводимое (неподкрепляемое) реляционное реагирование. В этом смысле концепция реляционного фрейма по своей сути исторична и функциональна, и поэтому концептуализируется как генерализованный класс оперантов. Как таковое, реляционное фреймирование, как тип класса оперантов, не считается новым поведенческим принципом; однако RFT ввела концепцию нового поведенческого процесса из-за «логически необходимого следствия таких оперантов» (Hayes & Barnes-Holmes, 2004, стр. 215). То есть, RFT утверждает, что оперантное поведение реляционного фреймирования изменяет функции других поведенческих процессов. Другими словами, реляционное фреймирование — это оперантное поведение, которое влияет на сам процесс оперантного научения.

В целом, таким образом, общий концепт реляционного фрейма представляется несомненно функциональным¹, поскольку он включает в себя любой индивидуальный паттерн реляционного фреймирования — например, «такой же», «противоположный», «отличный» — но не определяется каким-либо одним из этих конкретных фреймов. Это, конечно, согласуется с концепцией операнта, который может включать, например, нажатие на рычаг или клевание клавиши, но не определяется ни одной из этих специфических форм реакции (оперант определяется с точки зрения динамических закономерностей в функциональных зависимостях между классами реакций и экземплярами стимулов; см. Catania, 1973). Чтобы проиллюстрировать, процедуры и принципы, к которым обращается RFT при объяснении реляционных фреймов как оперантов, идентичны тем, к которым обращаются при объяснении любого операнта; в частности, контакта с закономерностями, включающими множество примеров. Этот взгляд ясно отражен в следующем утверждении о генерализованных оперантах и реляционных фреймах, найденном в учебнике Catania (1998) «Learning»:

... обучение на множестве примеров иногда может быть достаточным предварительным условием для высших или генерализованных классов (например, обучение на множестве задач на симметрию может привести к генерализованной симметрии, обучение на множестве задач на транзитивность может привести к генерализованной транзитивности и так далее; такие генерализованные классы были названы реляционными фреймами...). (стр. 158)

Наконец, как было отмечено выше в цитатах, реляционный фрейм определяется как единица реагирования. Как таковые, свойства влечения и трансформации функции, а также соответствующие контекстуальные сигналы, неотделимы. Любой случай реляционного фреймирования, следовательно, будет включать влечение и трансформации функции под соответствующими формами контекстуального контроля. Для иллюстрации представьте простую задачу сопоставления с образцом (MTS — matching-to-sample), в которой участнику было дано обучение сопоставлять A с B и B с C, и впоследствии он надежно сопоставляет C с A в отсутствие подкрепления. В этом случае RFT предполагает, что определенные переменные будут функционировать как Crel, так и Cfunc для установления обусловленного реляционного реагирования между C и A. Например, задачи MTS обычно используются в ранних образовательных упражнениях для установления произвольных отношений между словами и изображениями объектов (то есть, формат MTS может функционировать как Crel для координации). Кроме того, успешное сопоставление C с A указывает на то, что установленные функции образца A были трансформированы в функции сравнения, а установленные функции сравнения C были трансформированы в функции образца. Структура задачи MTS в данном случае также функционирует как Cfunc, поскольку она ограничивает соответствующие функции выбором сравнения в присутствии образца.

Изучение реляционного фреймирования с помощью процедуры неявной реляционной оценки (IRAP)

Изложив основные особенности концепции реляционного фрейма, описанной в томе 2001 года (Hayes et al., 2001), мы теперь обобщим относительно недавнюю исследовательскую программу в RFT, которая начала подчеркивать важность полевых интерповеденческих корней теории. Сделав это, мы затем вернемся к основной концепции реляционного фрейма, чтобы определить степень, в которой она также может соответствовать интерповеденческому подходу (для более полного обзора канторианского интерповедения читателю рекомендуется обратиться к Hayes & Fryling, 2023; см. также Midgley & Morris, 2006).

Изучение реляционного фреймирования с помощью процедуры неявной реляционной оценки (IRAP)

IRAP (Implicit Relational Assessment Procedure; Barnes-Holmes et al., 2008) — это методология, основанная на RFT, разработанная для оценки относительной силы или вероятности вербальных отношений, как они определены в теории. Она представляет собой компьютерную методологию, которая измеряет задержку реакции на отношения стимулов, которые считаются либо согласующимися, либо несогласующимися с существующими вербальными историями участников. В ходе каждого испытания на экране вверху появляется метка-стимул (например, «цветок» или «насекомое»), а в центре — целевой стимул (например, «приятное» или «неприятное»). Участникам предлагается выбрать один из двух вариантов ответа (например, «Правда» или «Ложь»), чтобы подтвердить или опровергнуть связь метки-цели в данном испытании. Важно отметить, что IRAP чередует блоки, требующие противоположных ответов: один блок может требовать подтверждения «цветок — приятное» как «Правда», а следующий — отрицания этой связи («Ложь»). Основной тезис здесь заключается в том, что участники должны тенденциозно отвечать быстрее в испытаниях, которые согласуются или соответствуют их вербальным историям (например, «цветы — приятное — Правда»), чем в испытаниях, которые не соответствуют (например, «цветы — неприятное — Правда»; Barnes-Holmes et al., 2010).

Производительность обычно количественно определяется путем вычитания средних задержек для несогласующихся блоков (например, «цветок — приятное — Ложь») из согласовывающихся блоков («цветок — приятное — Правда»). Полученные оценки разницы задержек, которые обычно стандартизируются, дают четыре различных показателя типа испытания. Каждый показатель типа испытания отражает одну из четырех комбинаций метка-цель (например, «цветок — приятное», «цветок — неприятное», «насекомое — приятное», «насекомое — неприятное»). Эти оценки первоначально рассматривались как отражающие относительную «силу» или вероятность четырех вовлеченных отношений стимулов. В истории этого исследования различия, наблюдаемые в эффектах типов испытаний, в значительной степени объяснялись валентностью стимулов (например, положительными и отрицательными реакциями на цветы по сравнению с насекомыми; см. Barnes-Holmes et al., 2010). Однако интерпретации, основанные на валентности, дали сбой, когда предполагаемые нейтральные стимулы привели к необъяснимым различиям в паттернах типов испытаний. Например, Finn et al. (2018) использовали слова «цвет» и «форма» в качестве меток, а примеры цветов (например, красный, синий) и форм (например, квадрат, круг) в качестве целей. Результаты задокументировали большие оценки разницы (т.е. более быстрое реагирование во время согласовывающихся по сравнению с несогласующимися блоками испытаний) для типа испытаний «цвет-цвет» по сравнению с типом испытаний «форма-форма», несмотря на идентичные требования к ответу (выбор «Правда») и предполагаемые незначительные различия в валентности между этими стимулами. Эта аномалия, неразрешимая с помощью предыдущих моделей (Barnes-Holmes et al., 2010), привела к разработке модели дифференциальных произвольно применимых эффектов реляционного реагирования (Differential Arbitrarily Applicable Relational Responding Effects, DAARRE) (Finn et al., 2018).

Модель DAARRE приписывает дифференциальные эффекты типов испытаний относительной согласованности или перекрытию трех специфических элементов RFT: (1) Crel, или реляционных свойств стимулов (например, координация между словом «цвет» и словами, обозначающими цвета); (2) Cfunc, или функциональных свойств метки и целевых стимулов (например, заметность из-за частоты употребления в языке; слова, обозначающие цвета, встречаются в естественном языке чаще, чем слова, обозначающие формы); и (3) Cfunc, или функциональных свойств вариантов ответа (например, «Правда» может считаться в целом более позитивным, чем «Ложь»). В отношении IRAP с цветами и формами, упомянутого выше, большая оценка разницы, наблюдаемая для типа испытаний «цвет-цвет» по сравнению с типом испытаний «форма-форма», может быть объяснена следующим образом. В частности, предполагая, что цвета и слова, обозначающие цвета, встречаются в естественном языке чаще, чем формы и слова, обозначающие формы (см. Keuleers et al., 2010, для поддержки из лексических баз данных), участники могут ориентироваться на первые быстрее, чем на вторые. Таким образом, участникам может быть проще ответить «Правда» в испытаниях «цвет-цвет» по сравнению с испытаниями «форма-форма» в пределах согласовывающихся блоков; то есть, функциональные свойства Cfunc «Правда» перекрывались или согласовывались в большей степени с реляционными свойствами Crel и функциональными свойствами Cfunc, чем «форма-форма». С момента этой основополагающей работы с формами и цветами модель DAARRE использовалась для анализа и прогнозирования паттернов эффектов, которые возникают на IRAP для широкого спектра стимулов и различных профилей участников (например, Bortoloti et al., 2019, 2023, 2024; de Almeida et al., 2024; Finn et al., 2019; Pidgeon et al., 2021; Pinto et al., 2020; Schmidt et al., 2021). В целом, таким образом, этот растущий объем работ подчеркивает важную роль функциональных свойств стимулов как модераторов произвольно применимого реляционного реагирования (Arbitrarily Applicable Relational Responding, AARR).

В контексте данной статьи важным моментом является то, что исследования на основе DAARRE с использованием IRAP подчеркнули критическую роль согласованности между функциональными свойствами Cfunc и реляционными свойствами Crel стимулов. Как недавно утверждалось в других местах (см. Harte & Barnes-Holmes, 2024), этот новый концептуальный фокус, предоставляемый моделью DAARRE, требует сдвига акцента в самой RFT, который мы теперь раскроем.

Интересно, что недавний сдвиг фокуса сигнализирует о возрождении основополагающих задач RFT, которые изначально были сосредоточены на изучении опосредованного правилами поведения как сложных реляционных сетей (Hayes & Hayes, 1989), а не на приоритезации отдельных реляционных фреймов (Hayes, 1991). Другими словами, канторианские корни RFT вновь проявились, особенно в том, как сложные реляционные сети теперь понимаются как динамические поля вербальных интерактантов. С этой точки зрения, компоненты любой реляционной сети не существуют сами по себе; вместо этого их значение и функция возникают из их участия в интерактивном поле. Например, метка «Цвет» приобретает свою положительную ориентирующую функцию по отношению к сравнительно менее позитивной функции «Форма». Таким образом, интерактанты, актуализированные в данном выполнении IRAP, коллективно определяют психологическое событие.

С этим возвращением к интерповеденческим корням RFT, Harte и Barnes-Holmes (2024) утверждали, что DAARRE может быть полезно интерпретирована через призму формулы Дж. Р. Кантора для психологического события (Kantor, 1958). Эта единица анализа (психологическое событие) отличается от более распространенных концепций в бихевиоральном анализе и имеет особое значение для концептуализации сложного поведения. Мы кратко обобщим ее здесь, хотя читателям рекомендуется обратиться к сопутствующим работам для получения дополнительной информации о психологическом событии или построении поля (например, Hayes & Fryling, 2018).

Модель DAARRE: полевая интерпретация

Следующая формула обобщает психологическое событие: PE = C(k, sf, rf, st, md, hi) (Kantor, 1958, стр. 14). В этой формуле «PE» обозначает Психологическое Событие (Psychological Event); «C» означает, что все факторы составляют единое событие — то есть, они являются интегрированным целым; «k» — уникальность каждой конфигурации события; «sf» — функция стимула (stimulus function); «rf» — функция реакции (response function); «st» — условия обстановки (setting conditions); «md» — среда контакта (medium of contact); и «hi» — интерповеденческая история (interbehavioral history). Мы подчеркиваем здесь, что «C» указывает на то, что части, составляющие психологическое событие, на самом деле не являются частями в том смысле, что их можно рассматривать отдельно от целостности события. Скорее, части различаются таким образом для аналитических целей как в исследовании, так и в интерпретации. Термин «k» подчеркивает, что каждое психологическое событие уникально, поскольку конфигурация факторов, составляющих событие, не может быть воспроизведена. «Sf» обозначает функцию стимула или стимулирующее действие объекта-стимула (примечание: существуют важные последствия для различения между объектами-стимулами и функциями стимулов, которые мы раскроем ниже). «Rf» относится к функциям реакции, которые отличаются от форм реакции. Точно так же, как функции стимулов отличаются от объектов-стимулов, функции реакций отличаются от реагирующих организмов. «St» обозначает условия обстановки, которые являются особенностями обстоятельств, в которых происходят функции стимула и реакции. Важно отметить, что факторы обстановки включают окружающие и организменные обстоятельства. Примеры последних включают такие условия, как усталость, болезнь, голод, интоксикация и т. д. (например, Kantor, 1958; Kantor & Smith, 1975). Обстановка также включает другие текущие взаимодействия, как, например, когда билингвальный человек говорит на том же языке, что и другие люди в данной ситуации. «Hi» относится к интерповеденческой истории, подчеркивая предпосылку, что история человека является кумулятивным присутствием во всех текущих психологических событиях (Hayes, 1992a). Важным моментом в этом отношении является неповторяемость психологических событий; то есть, каждое событие имеет историю, которая включает предыдущее событие, которого предыдущее событие не имеет. Для аналитических целей интерповеденческую историю можно описать как состоящую из двух элементов, а именно эволюции стимулов и реакционной биографии (так же, как функции стимулов и функции реакций различаются для аналитических целей). Наконец, «md» обозначает среду контакта, которая относится к факторам, позволяющим организму контактировать с объектами-стимулами (например, свет как среда контакта для визуального объекта-стимула).

Канторианская основа, как полагает, что Психологическое Событие (PE) синонимично всему полю вносящих вклад факторов (C). В этом контексте PE представляет собой полное выполнение IRAP, проанализированное с помощью модели DAARRE. Элемент C подчеркивает, что все элементы модели составляют неделимое целое — удаление любого отдельного фактора составило бы совершенно отдельное и новое событие (то есть, удаление фактора не рассматривалось бы как причинно влияющее на изменение в том же исходном событии). Например, исключение стимула формы (и его менее позитивной функции) неизбежно переопределило бы более позитивную функцию стимула цвета, поскольку эти сравнительные функции совместно кодируют друг друга в рамках модели. Включение фактора k далее подчеркивает, что модель DAARRE охватывает distinct психологическое событие, позволяя индивидуальные интерпретации выполнений IRAP. Таким образом, даже повторные проведения одной и той же IRAP у одного человека могут давать уникальные психологические события каждый раз.

Модель DAARRE явно различает объекты-стимулы (sf) и их функции, а также функции реакции (rf) и производящих их индивидов. Например, хотя цвет и форма существуют как независимые объекты-стимулы, их относительно позитивные (и менее позитивные) функции актуализируются только в рамках модели. Аналогично, выбор «Правда» или «Ложь» составляет реакцию индивида, но согласованность (или ее отсутствие) этих реакций с другими элементами модели (например, свойствами Crel) актуализируется только в модели DAARRE.

Формула Кантора также включает факторы обстановки (st), которые влияют на то, как стимулы функционируют в IRAP. Например, условия окружающей среды, такие как температура, могут изменять функциональные свойства Cfunc определенных стимулов — холодные напитки могут приобретать относительно позитивную вызывающую функцию в жаркой обстановке, тогда как горячие напитки могут делать это в холодной обстановке. Помимо физических условий, факторы обстановки охватывают более широкие контекстуальные переменные, включая влияние инструкций (Finn et al., 2018) и культурное влияние. Например, Power et al. (2017) обнаружили различные выполнения IRAP между белыми ирландцами и чернокожими африканскими иммигрантами, возможно, из-за языковых барьеров или социальной динамики выполнения задачи в преимущественно белой среде. Это подчеркивает обширный охват факторов обстановки в полевых анализах, которые сопротивляются редукции к простым экспериментальным манипуляциям.

Критически важно отметить, что полевой подход защищает от объективизации менталистских конструктов (например, «расовая предвзятость») как фиксированных, внутренних причин поведения. Традиционная психология часто рассматривает поведенческие меры как прокси для таких конструктов, но интерповеденческая перспектива отвергает это, рассматривая каждое событие как уникальное, динамическое взаимодействие. Термины, такие как Crel и Cfunc, не используются как опосредующие переменные, а как описания реляционных паттернов в поле. Оценка IRAP не содержит этих свойств — скорее, их влияние возникает из взаимодействия между типами испытаний.

Среда контакта (md) в большинстве IRAP была визуально-тактильной, но модель DAARRE недавно была расширена на другие модальности, такие как слуховые и визуальные представления (Parreiras et al., 2025). Хотя это может показаться незначительным, это иллюстрирует гибкость модели в адаптации к разнообразным интерповеденческим контекстам.

Наконец, интерповеденческая история (hi) является неотъемлемой частью модели DAARRE, поскольку функции стимулов формируются предыдущим обучением. Например, относительное доминирование цвета над формой в типичных IRAP может отражать более высокую частоту употребления языка, связанного с цветом, в повседневном опыте. Однако эта история не вызывает производительность в линейной форме — она встроена в модель как часть интерактивного поля. Если бы архитектор, для которого форма имеет большее историческое значение, демонстрировал обратное доминирование (форма над цветом), модель побудила бы к исследованию таких уникальных историй. Даже немедленные предэкспериментальные факторы, такие как инструкции или предыдущее воздействие задачи (Finn et al., 2016, 2018), вносят свой вклад в интерповеденческое поле, подчеркивая, что ни один элемент не действует изолированно.

Хотя пример с формами и цветами может показаться упрощенным, он подчеркивает критический момент: история не является отдельным предшественником, а является составляющей частью психологического события. Формулируя модель DAARRE как поле совместно определяющих интерактантов, исследователи могут быть лучше подготовлены к изучению динамической, контекстуально вложенной природы AARR.

Прежде чем продолжить, представляется важным уточнить, что полевая теоретическая интерпретация, приведенная выше, применима ко всему выполнению IRAP — оно не может быть осмысленно сведено к анализу отдельных реакций. Другими словами, психологическое событие — это полное выполнение IRAP, и полное выполнение IRAP — это психологическое событие, что влечет за собой глубоко исторический анализ. В то же время мы должны признать, что функции стимулов и реакций, действующие в любом отдельном испытании IRAP, преходящи. Предыдущие случаи этих функций становятся частью контекстуального фона, на котором возникают новые функции. В этом смысле выполнение IRAP разворачивается как динамическое событие: реакции каждого испытания происходят во shifting контексте, причем каждое последующее испытание несет в себе чуть более богатую историю, чем предыдущее. Рассматривая через эту призму, можно, безусловно, провести более детальный анализ реагирования IRAP — но для иных аналитических целей, чем те, которые руководят текущей полевой интерпретацией.

Возвращаясь к основам: интерповеденческая интерпретация концепции реляционного фрейма

Изучив, как модель DAARRE может быть интерпретирована через призму интерповеденческого психологического события, возникает очевидный и важный вопрос. В частности, поддаются ли основные фундаментальные концепции RFT полной интерповеденческой интерпретации? Если нет, это может рассматриваться как некоторая степень несогласованности теории. То есть, если все особенности или аспекты RFT не поддаются интерповеденческому анализу, можно утверждать, что RFT больше не представляет собой единый всеобъемлющий поведенческий подход к человеческому языку и познанию. Таким образом, представляется важным определить, может ли интерповеденческий анализ реляционной сложности, изложенный до сих пор в контексте модели DAARRE, быть легко применен и к более фундаментальным концепциям RFT. Чтобы начать отвечать на этот вопрос, оставшаяся часть данной статьи будет посвящена интерповеденческому пересмотру основной концепции самого реляционного фрейма.

Реляционный фрейм: интерповеденческий пересмотр

Как отмечалось ранее, концепция реляционного фрейма относится к классу AARR, включающему контекстуальный контроль взаимного и комбинаторного влечения, а также трансформации функций стимулов. Специфические поведенческие паттерны влечения и трансформации функции определяются контекстуальными сигналами. Свойства этих сигналов устанавливаются через расширенную историю обучения, путем взаимодействия с вербальным сообществом, для соответствующего реагирования в присутствии этих сигналов (т.е. сигналы определяют реляционное реагирование, а не просто формальные свойства задействованных стимулов или отношений). Пересматривая концепцию реляционного фрейма через интерповеденческую призму, мы сначала рассмотрим интерповеденческие концепции функций стимулов и реакций, включая замещающее стимулирование и реагирование, факторы обстановки и интерповеденческую историю. Мы сосредоточимся на этих концепциях в частности, поскольку они кажутся наиболее релевантными для нашей текущей цели. То есть, мы исследуем, в какой степени эти концепции позволяют провести интерповеденческий анализ основной концепции реляционного фрейма.

Стимуляция и реагирование

В то время как более распространенные конструкции в поведенческой психологии включают линейные последовательности дискретных событий различного рода (например, S → R / респондент, Sd → Bx → Sr / оперант), психологическое событие интерповеденческой психологии — нет². Действительно, центральным элементом психологического события являются функции стимулирования и реагирования (Sf ↔ Rf), что подразумевает, что нет стимуляции без реагирования, и нет реагирования без стимуляции³.

Интерповеденческая психология подчеркивает различие между стимулами как объектами и как функциями, а также между реакциями как биологическими формами и функциями. Это означает, что как психологи, мы заинтересованы в действиях стимулов и реакций — их функциях, а не их источниках. Термин «функция» здесь используется в чисто описательном смысле. Использование этого термина, подразумевающее причину, цель или мотив, не соответствует интерповеденческой философии. Как элемент «C» в формуле психологического события указывает, факторы, составляющие поле события, на самом деле не являются частями в том смысле, что их можно рассматривать отдельно от целостности события. Психологическое событие, скорее, концептуализируется как интегрированное целое, в котором ни одна абстрагированная часть не может быть признана причинно ответственной за какую-либо другую часть или за целое, частью которого она сама является. По сути, это означает, что стимулы не являются причинно ответственными за поведение в интерповеденческой психологии. Это резко контрастирует с обычным использованием термина «функция» в поведенческих кругах (например, Fryling & Hayes, 2011; Kantor, 1950, стр. 156–157).

Важно отметить, что различие между стимулами как объектами и как функциями, а также между формами реакции и психологическим реагированием, позволяет анализировать, как объекты-стимулы могут развивать психологические свойства других объектов-стимулов, и как эти психологические свойства могут присутствовать в отсутствие этих объектов. В интерповеденческой перспективе это называется развитием замещающей стимуляции — и соответствующей реакции как замещающей или неявной реакции (например, Kantor, 1924/1926). Далее мы опишем пример, чтобы проиллюстрировать эту важную концепцию и процесс.

Индивид может взаимодействовать с изображением, замечая цвета или текстуры, возможно, оно также особенно четкое или размытое. Это реакции на свойства объекта изображения как стимула. Но помимо этих свойств, человек может также реагировать в отношении изображения, скажем, озера, вспоминая другие озера, которые он посетил в прошлом, людей, с которыми он там был, занятия, которыми он занимался, и многое другое (например, если в тот день у озера было холодно, человек может реагировать так, будто ему сейчас холодно, придвинув куртку ближе и сказав: «Я помню, как там было холодно»). Действительно, простое чтение этого текста может актуализировать то, что в интерповеденческой психологии называется замещающими функциями стимула для читателя (например, напоминание читателю о конкретном дне, проведенном у озера). Эти свойства стимула и соответствующие реакции (Sf↔Rf) не имеют никакого отношения к физическим особенностям изображения. Они не имеют никакого отношения к цветам или текстуре изображения или к тому, насколько четким или размытым оно является (нерелевантность этих свойств по отдельности для психологического события может быть проиллюстрирована рассмотрением того, как другой человек с иной историей может отреагировать на изображение). Таким образом, различие между стимулом как физическим объектом и как функцией стимула является ключевым для понимания сложных психологических явлений с интерповеденческой точки зрения (наряду с соответствующими функциями реакций, поскольку стимуляция всегда происходит как функциональная связь; Sf↔Rf).

Кантор предполагает, что замещающая стимуляция возникает при двух наборах условий, оба из которых были идентифицированы и признаны другими. Первый из них, известный в другом месте как генерализация, возникает, когда источники стимуляции обладают общими свойствами, в основном формальными. Это означает, что реакция, первоначально возникающая в отношении стимуляции, присущей одному источнику, может возникать в отношении стимуляции, действующей от другого формально похожего, неизначального источника. Мы реагируем на стул так же, как на ранее встреченный стул, основываясь на их формальном сходстве. Подобные события не ограничиваются общими формальными свойствами у людей с языковыми репертуарами (мы вернемся к этому позже).

Второй набор условий, при которых может развиваться замещающая стимуляция, — это когда исконные и неисконные источники присутствуют в пространственно-временном расположении таким образом, что реагирование в отношении стимуляции из обоих источников продолжается. Эти обстоятельства таковы, что стимуляция, первоначально присущая одному из этих источников, может субститутивно присуствовать другому, и наоборот. Кантор (например, 1924/1926) описывает, как история контакта с ассоциативными условиями может привести к тому, что объект-стимул приобретет свойства замещающей стимуляции другого объекта. Важно помнить, что ассоциативные условия — это не менталистские явления в интерповеденческой психологии — индивиды не осуществляют ассоциацию и не говорят, что они ассоциируют. Ассоциативные условия описывают совместное возникновение двух или более вещей в пространстве и времени. Они могут включать стимулы и стимулы, стимулы и реакции, реакции и реакции, стимулы и обстановки и многое другое (например, Kantor, 1924/1926). Важной особенностью является совместное возникновение вещей или событий в пространстве и времени. Более того, одной лишь истории совместного возникновения недостаточно — индивид должен каким-либо образом реагировать на эти ассоциативные условия. Например, сидение в определенном кафе, где играет определенная музыка (ассоциация между кафе и музыкой), может привести к тому, что человек увидит кафе, когда услышит только музыку, но только потому, что у человека есть история пребывания в кафе во время прослушивания музыки. В то же время, хотя этот индивид сидел в определенном кафе, слушая музыку, поблизости были и другие кафе, где играла другая музыка. Когда человек позже услышит музыку, которая играла в кафе, где его не было, он не увидит это кафе, потому что его там не было / у него нет истории реагирования на ассоциативное условие каким-либо образом. В этом примере, когда человек видит кафе, слушая музыку, мы бы сказали, что музыка заменяет кафе (или развила замещающие функции стимула кафе).

Этот второй набор условий в некоторой степени пересекается с традиционной концепцией Павловского обусловливания, включая высшее обусловливание и сенсорное предварительное обусловливание, за исключением того, что оно считается всеобъемлющим, мультипликативным и без направленности. Поскольку условия для замещающей стимуляции такого рода всегда присутствуют, актуализация замещающих функций стимула происходит постоянно. Более того, как только замещающая стимуляция начинает присуствовать в неисконном источнике, ее действие из этого источника предоставляет дополнительную возможность для замещения. Видение посредством слуха, как в примере с видением лица человека, когда присутствует только звук его голоса, позволяет развивать замещающую стимуляцию, изначально присущую лицу как источнику. То есть, человек может не только увидеть лицо при наличии предварительно записанного голоса, но и отреагировать на замещающую стимуляцию, присущую лицу как источнику (например, почувствовать горе, если, например, человек умер). Это случай замещения на замещение, или «двойное замещение», как его иногда называют (например, Muñoz-Blanco & Hayes, 2017). Замещение на замещение, как и замещение первого порядка, может привести к дополнительным замещениям (например, горе, вызывающее вину за предыдущее негативное взаимодействие с умершим человеком). В этот момент стоит отметить, что мы предполагаем, что замещающая стимуляция, как она здесь концептуализируется, не полностью отсутствует у невербальных организмов. Однако мы бы утверждали, что она значительно облегчается человеческим языком и настолько усиливается им, что репертуары вербальных и невербальных организмов едва ли сравнимы.

Само собой разумеется, что замещающие функции стимула↔реакции такого рода являются особенностями большинства психологических взаимодействий. Кантор называет поле, в котором происходит замещение, неявным⁴ полем (например, Kantor, 1924/1926). Как отмечалось выше, язык, по-видимому, делает замещение более всеобъемлющим, например, когда специфические звуки (т.е. слова) начинают возникать в ассоциации с другими окружающими вещами и событиями.

Стимульное замещение и RFT

Важно отметить, что существует некоторое пересечение между концепцией стимульного замещения и реляционной частью RFT. То есть, реляционная связь в RFT определяется как реагирование на одну вещь или событие в терминах другого, что кажется в целом согласующимся с идеей замещения функций стимулов (также Hayes, 1992b). В ответ можно возразить, что может существовать пересечение между концепцией замещения и трансформацией функций, специфичных для фрейма координации или эквивалентности (то есть, где наблюдается сходная функция для двух отдельных стимулов). Однако RFT включает, и действительно частично определяется, различными паттернами реляционного реагирования (то есть, фреймами). Остается вопрос, в какой степени интерповеденческая концепция стимульного замещения может также осмысленно охватить идею RFT о множественных реляционных фреймах (то есть, фреймах, отличных от координации).

Концепция замещения в интерповеденческой психологии может легко охватить множественные реляционные фреймы, если функция стимула-реакции сама по себе включает формальное отношение между стимулами или между ними. Например, рассмотрим физическое различие в размере между теннисным мячом и баскетбольным мячом. Конечно, два мяча могут иметь отдельные функции стимула-реакции, но в принципе физическое отношение между двумя объектами-стимулами также может включать функцию стимула-реакции. То есть, отношения между ассоциативными условиями (например, меньше, чем, больше, чем) сами по себе могут рассматриваться как объекты-стимулы (то есть, источник стимуляции) с потенциалом для функций стимула. Реагирование на такой объект-стимул не обязательно требует языкового репертуара, поскольку нелюди легко реагируют в соответствии с такими формальными отношениями (например, таракан подойдет к более темной из двух областей). Тем не менее, можно утверждать, что реагирование на такой объект-стимул (непроизвольное формальное отношение) может обеспечить функции стимула-реакции по отношению к языковым или произвольным отношениям. Например, как только функция стимула-реакции установлена для стимулов, различающихся формально по размеру (например, больше/меньше), этот источник стимуляции может развить замещающие функции стимула для стимулов, различающихся произвольно по размеру (например, X больше Y). Или, более разговорно, организм реагирует на X и Y так, как будто X — это баскетбольный мяч, а Y — теннисный. Почему и при каких обстоятельствах это происходит, можно объяснить только путем рассмотрения других участников в интерповеденческом поле; в частности, истории и факторов обстановки, к которым мы сейчас перейдем.

Обстановка и история

Как обсуждалось ранее, Кантор (1958) рассматривал психологические события как поля интегрированных факторов, сосредоточенных вокруг функций стимулирования и реагирования. Функция стимулирования и реагирования является фокусом поля события в том смысле, что данное психологическое событие определяется спецификацией этой функции. Вокруг фокусной функции, или, точнее, непосредственных обстоятельств, в которых происходит фокусная функция, находится обстановка в формулировке Кантора. В последующем изложении эти факторы, наряду с природой их участия и их значимостью для анализа интерповеденческих историй индивидов, описываются.

Обстановка

Условия обстановки — это факторы различных типов. Как они обычно представляются, это окружающие факторы довольно широкого или всеобъемлющего характера, такие как температура окружающей среды или погодные условия, такие как дождь. Их также можно рассматривать как соединения или организации обстоятельственных элементов, как, например, когда определенное место, такое как комната или город, идентифицируется как обстановка. Сюда же включены объекты-стимулы и события более дискретного типа (например, мотоцикл в более широкой обстановке гаража). По аналогии, может показаться, что обстановка составляет абсолютно все в непосредственном окружении, когда происходит функция стимулирования и реагирования. Однако мы не пришли к такому пониманию условий обстановки. Скорее, то, что составляет обстановку для интерповедения данного индивида, является вопросом любого элемента, который участвует в этом психологическом событии как интерактант с функциями стимул-реакция (то есть, условие обстановки — это не просто все в окружающей среде, включая неучаствующие события). Например, во время разговорного взаимодействия звук пролетающего самолета может служить фактором обстановки с точки зрения «нарушения» хода разговора (мы вернемся к этому аргументу ниже).

Далее, условия обстановки не ограничиваются окружающими факторами. Как упоминалось выше, они также включают телесные условия, такие как усталость, боль, интоксикация и различные виды депривации. Наконец, другие текущие взаимодействия, особенно культурного характера, когда доступны альтернативные репертуары, могут составлять условия обстановки. Например, присутствие в обстоятельствах, где говорят на определенном языке, может служить условием обстановки (Kantor, 1977).

Среди этих множества факторов и их организации происходят функции стимулирования и реагирования. Учитывая, что объекты-стимулы и организмы являются источниками множества функций стимулов и реакций, возникает вопрос, что обусловливает функцию, которая происходит в данный момент. Может возникнуть соблазн предположить, что фокусные функции актуализируются обстановкой в том смысле, что она препятствует или способствует возникновению одних функций над другими, когда существуют альтернативы. Однако идентификация психологического события как интегрированного поля предостерегает от такой интерпретации. Действительно, в соответствии с полевой перспективой, обстановка не может влиять на психологическое событие, частью которого она сама является. Другими словами, обстановка не является самостоятельной сущностью, способной оказывать влияние на факторы, участвующие в поле психологического события. Она сама является участвующим фактором в этом поле.

Поскольку функция стимулирования и реагирования, составляющая фокус поля события, меняется, меняется и обстановка. Обстановка меняется по мере того, как различные наборы факторов приобретают новые конфигурации — каждая конфигурация составляет новое поле события. Оставаясь с нашим предыдущим примером, звук самолета может быть условием обстановки, участвующим в поле события, в котором происходит разговорное взаимодействие. Тем не менее, звук не препятствует или не способствует функциям стимул-реакция, составляющим разговор как психологическое событие. Скорее, это часть самого события. В бытовом смысле звук самолета может рассматриваться как «мешающий» способности слушателя услышать, что говорит говорящий, но с точки зрения психологического события, услышанное — это услышанное (т.е. слушатель не слышит что-то идеально, что затем каким-то образом нарушается).

Интерповеденческая история

Учет истории организма всегда был проблемой в дисциплине психологии, и различные решения этой проблемы не были особенно полезными (Hayes, 1992a). Интерповеденческая история концептуализируется для аналитических целей как включающая два элемента: реакционная биография и эволюция стимулов (например, Kantor, 1924/1926; Kantor & Smith, 1975). Эти элементы представляют собой историческое развитие функций реакций и стимулов соответственно. Настоящее обстоятельство может быть понято как точки, до которых эти элементы развивались независимо и во взаимосвязи друг с другом (Hayes, 1992a). Примерами развития этих элементов истории индивида могут быть полезны. Постепенное изменение формальных характеристик реакции на физические свойства объекта-стимула (например, как ребенок учится держать чашку) таким образом, чтобы сделать ее более утонченной, лучше подходящей или более эффективной каким-либо образом, иллюстрирует развитие реакционной биографии. Элемент эволюции стимулов может быть проиллюстрирован рассмотрением пожизненного развития замещающих функций объектов-стимулов. Объекты-стимулы, первоначально обладающие функциями стимулов, источники которых заключаются только в их физических свойствах, впоследствии приобретают функции стимулов других объектов благодаря их временным и пространственным отношениям с этими объектами; эти, в свою очередь, затем предоставляют возможность для развития дополнительных замещающих свойств.

Как упоминалось, эти элементы интерповеденческой истории различаются, чтобы позволить акцентировать внимание на одном или другом в анализе. Однако, как и элементы стимула и реакции психологической функции, элементы эволюции стимулов и реакционной биографии концептуализируются как особенности единства. Нет реакций без стимулов, нет стимулов без реакций, и нет истории, которая не включала бы их взаимодействия. Однако история взаимодействий сама по себе не является фактором, локализуемым в непосредственно происходящем поле события. То, что можно найти в настоящих обстоятельствах, — это точки, до которых эти элементы развились по отношению друг к другу (Hayes, 1992a). Функции стимулирования и реагирования в непосредственных обстоятельствах выявляют эти точки.

Обстановка, история и множественные стимульные отношения

Изложив обстановку и историю, мы готовы использовать эти концепции для объяснения того, как функция стимула-реакции, установленная для стимулов, различающихся формально по размеру (например, баскетбольный мяч больше теннисного), может развивать замещающие функции стимула для стимулов, различающихся произвольно по размеру (например, X больше Y). Согласно RFT, контекстуальные сигналы, такие как Crel «больше, чем» или «меньше, чем», определяют соответствующие реляционные реакции на стимулы, различающиеся непроизвольным образом (как отмечалось ранее, Cfunc определяют измерения, по которым трансформируются функции). В множестве примеров эти сигналы также возникают в присутствии стимулов, которые не связаны каким-либо четким непроизвольным образом, и, таким образом, индивид может реагировать на X как на больший, чем Y, услышав, что Y меньше X. С интерповеденческой точки зрения, такие контекстуальные сигналы интерпретируются как факторы обстановки, которые действуют как таковые, учитывая интерповеденческую историю, в которой эти сигналы участвовали. Функции стимула-реакции, участвующие в «реляционной реакции» в отношении X и Y, по измерению размера, происходят в более широком интерповеденческом контексте факторов обстановки и истории. В отличие от того, как обсуждение в рамках RFT часто утверждает историю и сигналы как определяющие или контролирующие реляционные реакции, интерповеденческая интерпретация рассматривает их как участников интегрированного поля. Это различие между двумя способами концептуализации реляционных фреймов. Фундаментальное различие заключается в приписывании причинного влияния сигналам в одном случае и не в другом.

Отмечая вышеупомянутое различие, стоит подчеркнуть, что, строго говоря, контекстуальные сигналы (и их история) в RFT никогда не определялись как «существующие» вне концепции реляционного фрейма, функционально определенного. Как отмечалось ранее, концепция реляционного фрейма определяется как поведенческая единица реагирования, в которой свойства влечения и трансформации функции, а также соответствующие контекстуальные сигналы, неотделимы. Другими словами, метафорическая концепция фрейма в RFT наиболее полезно интерпретируется как контекстуальные сигналы в любом случае реляционного реагирования (то есть, контекстуальные сигналы «обрамляют» реляционную реакцию). С этой точки зрения, концепция фрейма по определению включает сигналы как интегрированные в реляционную реакцию (т.е. они совместно определяют, поэтому очень согласуются с интерповеденческим взглядом).

Резюме

На данном этапе мы утверждали, что концепция реляционного фрейма может быть легко интерпретирована с использованием интерповеденческих концепций стимульного замещения, функций стимула-реакции, обстановки и истории. В частности, это сначала включает признание того, что функция стимула-реакции сама по себе может включать формальное отношение между стимулами. Как отмечалось ранее, два мяча могут иметь отдельные функции стимула-реакции, но в принципе физическое отношение между ними также может включать функцию стимула-реакции. Более того, как только функция стимула-реакции установлена для стимулов, различающихся формально по размеру, этот источник стимуляции может развивать замещающие функции стимула для стимулов, различающихся произвольно по размеру. Наконец, мы утверждали, что это замещение действует в более широком контексте определенной организации факторов обстановки и интерповеденческой истории (т.е. Crel и Cfunc контекстуальные сигналы в RFT).

На наш взгляд, таким образом, основная концепция RFT (т.е. реляционный фрейм) легко поддается полевой интерповеденческой интерпретации. Конечно, еще многое предстоит сделать, поскольку в RFT есть нечто большее, чем просто концепция реляционного фрейма. Действительно, недавние разработки в теории представили гипермерную, многоуровневую (HDML) структуру для концептуализации большей части деталей в рамках теории (Barnes-Holmes & Harte, 2022; Barnes-Holmes et al., 2020), но рассмотрение этого выходит за рамки данной статьи (но см. Harte & Barnes-Holmes, 2024, для недавних начальных усилий в этом направлении). В любом случае, прежде чем закончить, представляется мудрым рассмотреть возможные возражения к основной тезису данной статьи. Делая это, мы вернемся к основополагающему тексту RFT (Hayes et al., 2001), в котором были сформулированы конкретные возражения против интерповеденческого подхода. В частности, мы рассмотрим эти возражения, чтобы определить, остаются ли они в силе в свете текущего анализа. Перед продолжением читатель должен отметить, что ответы, которые мы представим в следующем разделе, в значительной степени являются результатом текущих эмпирических и концептуальных усилий в RFT, которые появились за последние несколько лет. Однако это не означает, что не было законных ответов на критику Hayes et al. во время первоначальной публикации в 2001 году. Мы направляем читателя к Приложению A для кратких ответов на каждую из этих критических замечаний, которые также были применимы во время первоначальной публикации, в то время как мы сосредоточимся на текущих ответах в основном тексте.

Первоначальные возражения RFT к интерповедению Кантора

Хотя RFT представлена в трактате 2001 года как имеющая «...легкий канторианский оттенок» из-за влияния Л. Дж. Хейса (Hayes, 2001, viii), в главе 1 этого тома С. К. Хейс, Блэкледдж и др. (2001) выдвигают три основных возражения против интерповедения Кантора. Во-первых, они утверждают:

Самая большая проблема заключается в том, что система Кантора не привела к сильной эмпирической традиции исследований языка. Кантор был философским психологом, а не эмпирическим ученым. Его работы в целом было трудно перевести в конкретные экспериментальные процедуры. (стр. 8)

Мы согласимся, что, когда RFT впервые появилась в середине 1980-х годов, анализы такого типа явлений, которые интересовали RFT, были довольно редки в бихевиоральном анализе в целом — в этом смысле RFT 2001 года можно рассматривать как крупный вклад. Независимо от точки зрения на RFT, первоначальная теория, безусловно, привела к богатому потоку исследований человеческого языка и познания. Однако критически важно отметить, что исследования стали все более сложными, что вызвало нынешнее переосмысление теории через призму интерповедения. Учитывая это, и как было изложено недавно в другом месте (Harte & Barnes-Holmes, 2024), экспериментальные анализы на основе RFT за последние годы все чаще опираются на полевые теоретические анализы и концепции. В частности, экспериментальные исследования, которые стремились проанализировать сложные реляционные сети с помощью IRAP, все чаще включали концептуализацию реагирования на процедуру как включающую поле поведенческих (вербальных) интерактантов (например, Barnes-Holmes et al., 2020; Bortoloti et al., 2023; Harte et al., 2023; Pidgeon et al., 2021; Pinto et al., 2020; Schmidt et al., 2021). Действительно, Harte и Barnes-Holmes (2024) недавно интерпретировали реагирование на IRAP с точки зрения формулы Кантора для психологического события и утверждали, что это легко вызывает богатые концептуальные и эмпирические вопросы. Поэтому представляется, что первое возражение, выдвинутое Hayes et al. (2001), может быть оспорено, потому что, говоря простыми словами, некоторые экспериментальные анализы, похоже, возвращают RFT к канторианскому интерповедению (см. также Finn & Barnes-Holmes, 2021).

Во-вторых, Hayes, Blackledge et al. (2001) утверждали, что

... чтобы провести эксперимент, приходится начинать выделять один аспект поля над другими (например, когда проводится различие между независимыми и зависимыми переменными), но в системе Кантора все участники поля равны. (стр. 8)

Конечно, мы согласны с тем, что нельзя изучать «интегрированное поле» — можно изучать только его части, и поэтому все исследования будут казаться ограниченными в этом отношении. Действительно, суть любого эксперимента, оперантного или интерповеденческого, заключается в том, чтобы в некотором отношении упростить сложности взаимодействий между поведением и средой, происходящих за пределами лаборатории. Таким образом, мы бы утверждали, что приведенное выше утверждение верно, но это не должно приводить к отказу от ценности философии и теории в первую очередь. В этом свете эксперименты, безусловно, включают идентификацию контролирующих и контролируемых переменных, и концепция интерповеденческого поля на первый взгляд не кажется хорошо согласующейся с этим экспериментальным фокусом. Мы бы утверждали, однако, что четкое различие между следственными и интерпретативными анализами/конструктами легко решает эту проблему (например, Kantor, 1957; Smith, 2007). В частности, хотя для следственных целей может быть полезно нацелиться на один конкретный элемент поля события и даже использовать линейный подход при планировании экспериментальной последовательности, такие действия не следует путать с интерпретативными конструктами чисто полевого анализа. Рассмотрите, например, экспериментальную работу, упомянутую в предыдущем пункте. Как изложено Harte и Barnes-Holmes (2024), в большей части этой экспериментальной работы использовались линейные анализы и конструкты, основанные на зависимостях, и действительно это позволило достичь многих аналитических целей. Однако относительно сложные функционально-аналитические объяснения сложных паттернов поведения появились только тогда, когда эти поведения интерпретировались в полевой теоретической перспективе (см. Harte & Barnes-Holmes, 2024, для дальнейших деталей). Как таковые, не кажется, чтобы было какое-либо препятствие для фокусировки на одном элементе интерповеденческого поля для следственных целей, признавая при этом, что с интерпретативной точки зрения все другие элементы поля имеют равное значение и участвуют в любом интерпретативном анализе. Представляя этот аргумент, мы предполагаем, что следственные и интерпретативные анализы должны согласовываться, но одно не следует путать или смешивать с другим. В любом случае, учитывая вышеизложенное, второе возражение, выдвинутое Hayes et al. (2001), также может быть серьезно оспорено.

Наконец, Hayes, Blackledge et al. (2001) заявили:

Другая эмпирическая трудность возникает из ограниченного набора поведенческих принципов. Опора Кантора на формальное сходство и слабую форму ассоциационизма просто не давала связных экспериментальных процедур, а процессы, которые, как предполагал Кантор, объясняют замещающие функции языка, не переводились легко в лабораторию. (стр. 8)

Как мы утверждали в данной статье, допущение стимульного замещения для стимулов, различающихся произвольно, открывает дверь для того, чтобы вся исследовательская программа RFT поддавалась (по крайней мере, потенциально) интерповеденческим полевым анализам. В частности, акцент Кантора на формальном сходстве и ассоциационизме, по-видимому, приобретает большую точность в контексте RFT. Более того, независимо от точки зрения на RFT как на теоретическое объяснение, нельзя отрицать, что она послужила для создания относительно богатой и непрерывной программы экспериментальных и прикладных исследований. Если эти исследования и их будущее развитие будут все больше рассматриваться с интерповеденческой точки зрения, вышеупомянутая критика относительно отсутствия связных экспериментальных процедур и процессов, по-видимому, исчезает.

Заключение

В заключение мы признаем, что концептуальная интеграция основной концепции реляционного фрейма в RFT с канторианским интерповеденческим теоретизированием может показаться бросающей вызов акценту на оперантных анализах в рамках RFT. Хотя это, безусловно, так с интерпретативной точки зрения, следственные анализы почти наверняка будут продолжать приносить пользу, и действительно, будут руководствоваться некоторым уровнем оперантной концептуализации. Психологическая область человеческого языка и познания, без сомнения, очень сложна, и эта сложность, по-видимому, легко отражается в полевом теоретизировании. Однако при достижении следственных целей предсказания и влияния представляется необходимым каким-то образом парсить поле события, но при этом всегда осознавать, что сложное было временно упрощено в интересах достижения какой-либо конкретной следственной цели. Мы надеемся, что предложенное нами здесь окажет некоторую помощь в ходьбе по этому концептуальному канату.

Наконец, представляется важным задать вопрос, почему мы вообще должны пытаться ходить по этому канату? Например, мы предполагаем, что по крайней мере некоторые исследователи RFT будут сопротивляться тому, что мы здесь предлагаем, утверждая, что RFT отлично справляется и что предложенный анализ не нужен. Оставляя в стороне тот факт, что RFT исторически укоренена в канторианской традиции, и на основании интеллектуальной честности это не должно отрицаться, мы считаем, что существуют явные преимущества в преследовании интерповеденческого подхода к RFT. Помимо того, что он побуждает исследователей RFT к рассмотрению огромной сложности человеческого языка и познания, которая, на наш взгляд, более ясно проявляется через интерповеденческую призму, он также обеспечивает сильную профилактику против сползания к менталистским интерпретациям RFT. Действительно, легко увидеть, как такие интерпретации могут возникнуть, когда установление отношений между стимулами иногда описывается в литературе как то, что организм просто делает (т.е. вместо того, чтобы быть исторически обусловленным паттерном поведения по отношению к этим стимулам). Хотя «делание» не является явно менталистским в мейнстримном когнитивном смысле (т.е. ментальной обработки), оно легко приписывает «причинную» активность организму (т.е. «делание» чего-то). И когда это «делание» является «установлением отношений», особенно если установление отношений считается частным событием, скользкий путь к полному ментализму трудно избежать (см. Hayes & Fryling, 2009; см. также Baum, 2011a, b, и Rachlin, 2011). Если, однако, реляционное реагирование четко определяется как функция стимула-реакции, свободный язык (в целях легкого общения) с меньшей вероятностью будет интерпретироваться как явные примеры ментализма. Более того, мы надеемся, что возвращение к интерповеденческим основам RFT может способствовать дальнейшему развитию работы по мере ее продвижения к более полному пониманию важного явления, которым являются человеческий язык и познание.

¹ В контексте поведенческой науки термин «функциональный» относится к описанию поведения с точки зрения его отношений с определяющими его предшествующими и последующими событиями, а не с точки зрения его формы или структуры.

² Линейные последовательности событий, такие как S → R (стимул → реакция) или Sd → Bx → Sr (сигнальный стимул → поведение → подкрепление), представляют собой более традиционные модели в бихевиоризме, где поведение рассматривается как прямая функция стимулов или последствий.

³ Это утверждение подчеркивает взаимозависимость между стимулами и реакциями в интерповеденческой психологии. Оно подразумевает, что ни один из этих элементов не может существовать или быть понят в изоляции от другого.

⁴ Неявное поле (implicit field) в интерповеденческой психологии относится к психологическому пространству, в котором происходят замещающие стимуляция и реагирование. Это поле характеризуется присутствием непрямых, но функционально значимых стимулов и реакций, которые не связаны напрямую с физической реальностью, но влияют на поведение.